Выжить

Однажды, поздней осенью, где-то в середине октября, в девяностых годах прошлого столетия, я, с одним другом, мастером айкидо, решил сходить на Каменную Чашу. Хотелось ему показать столь дивные места, так близкие моему сердцу. Сказано - сделано. План был такой. На вечернем "Метеоре" приехать в Ширяево, к 20.00, пройти 12 км до "чаши гор", по извилистому Ширяевскому оврагу, поставить палатку, заночевать, и, вернуться, поутру, назад, успев на первый водный транспорт до города Самары, в семь утра. Мне надо было успеть на работу. Вроде бы, первоначально, все должно было сложиться удачно, маршрут я знаю, ходил туда неоднократно. Но, как оказалось, самого главного, я не учел. Это местной погоды, и того факта, что нам предстояло идти в полной темноте. Но, как говорится, что было, то было, мы "вступили на тропу войны"...

Вечером, в городе, едва успели на последний речной транспорт, прибыли в Ширяево. Тут-то и начались наши незабываемые "приключения". Быстро темнело, стояла мокрая погода, будто вокруг нас весели в невесомости невидимые капли, которые въедались в нашу одежду, убивая в ней остатки сухости и теплоты. Поначалу, мы были энергичны, быстро прошли сам поселок, и углубились в горы. И тут, стало происходить самое интересное. Грунтовая дорога вся размякла, и превратилась в грязевое месиво. Пасмурная погода не давала нам права на луну и звезды. Сгустился мрак. Начался настоящий ад. Мы стали "скользить". "Скользить", это значит периодически падать и скатываться в бесконечные лужи, которым просто не было числа. В полной темноте не видно было дороги, было только направление. Не знаю, как мой друг, но я, наверное, раз пятьдесят за весь маршрут до Каменной Чаши, как подкошенный, проваливался в холодные водяные ванны, нелепо взмахивая руками, пытаясь зацепится за невесомые капли тотальной мороси. Причем, еще, при этом, меня, периодически, припечатывал к земле, падая сверху, мешок с палаткой, который я нес. Так, как я, "устремлялся к тверди" быстрее, чем более легкая поклажа. Иначе говоря, мы "танцевали", постоянно падая, и наш танец со стороны вполне мог показаться маниакальным безумством. Горы, конечно, нас впускали в себя, километр за километром, показывая себя со всех сторон, молчаливо расступаясь. Но хотели ли они нас выпустить назад? Этот вопрос и по сей день остается для меня открытым. И, всё же, не смотря ни на что, мы дошли. Вот она - Каменная Чаша. Но нужно же еще, самое главное, как-то обустроить наш лагерь. Поставить палатку, развести костер и так далее. Но все оказалось не так просто. Мы забыли пенопластовые коврики, которые обычно кладут на дно палатки. Дрова все были мокрыми, огонь не спешил зажечься. Тьма сгущалась. Оказалось, что наша пытка, начавшаяся с непроходимой дороги, и не думала заканчиваться. Нам предстояла целая ночь в постоянном холоде, в здорово промокшей одежде. Причем палатка не очень то нас спасала, так как мы, фактически, вынуждены были лежать почти на холодной земле. Но отступать в наших условиях было некуда. Мы начали бороться, чтобы выжить. Мой друг, мастер айкидо, можно сказать, совершил почти невозможное, зажег костер. Но мокрые дрова не давали ему возможности разгореться. Помню еще, что я снял с себя мокрые носки, и голые ступни своих ног, поместил в костер, пытаясь их, хоть как-то согреть. Но любопытно, я почти ничего не чувствовал, ни теплоты, ни огня. У меня где-то даже имеется эта фотография моих ног в костре. Ирония нашего положения заключалась в том, что я продолжал фотографировать наш поход, хотя и чисто автоматически. И вот, мы залезли в палатку. И погрузились в так называемый летаргический сон без сна, такое странное состояние анабиоза. Мы просто делали вид, что спим. Холод лишал нас возможности забыться. Мы молчали, и каждый из нас мерз в одиночестве, сражаясь внутри самих себя с агонией холода. Как я выдерживал подобное, не очень то понимаю. Помню только, что внутри себя запретил в свое сознание допускать холод. Пусть будет он сам по себе, а я сам по себе. И, как ни странно, этот самогипноз, здорово помогал. Нет, холод не уходил, я его чувствовал, но, главное, он не проходил дальше проведенной мною черты. Одновременно, я продолжал подбадривать своего друга, так как он тоже мерз не меньше моего. И вот, как бы там не было, наконец, приблизился рассвет. Свет стал потихоньку разгонять мрак. Мы вылезли из палатки. И, каково же было наше удивление, что лужи, что ночевали с нами, по соседски, почти все покрылись тоненькой коркой льда. Холод, оказывается, ночью, не только никуда не делся, а более того, только усилился. Из наших ртов повалил пар. Молча мы собрали вещи и палатку. И поспешили назад, к пристани, в Ширяево. Путь оказался намного легче, чем ночью. Землю подморозило, и утро высветлило дорогу, так что мы, почти ни разу, не упали. Мы успели на первый водный транспорт, и вернулись. Вот только мой друг был в таком потрясении от случившегося, что мне, в сердцах, так прямо и заявил на пароходе: "Я с тобой, Костя, больше ни в какой поход не пойду". Но я его, положа руку на сердце, нисколечки, не осуждаю. Его вполне можно понять.